- 3 -
Любовная связь с Таней изменила отношение Сергея
к своей работе в театре, да и к жизни, пожалуй. В училище он считал
распределение в крымский театр своего рода испытанием. Что такое
Крым? Дыра. В местном театре можно отсидеться первое время, набраться
творческого опыта, а затем перебраться в более интересное и престижное
место. Может, и в столицу, если повезет. Но большой успех не приходит
сразу.
Карьера складывается постепенно. Он сам-то с чего
начал, закончив в Харькове школу-десятилетку? С работы в местном
театре рабочим сцены. Сколько было волнений, подумать только! Театр
казался святыней, храмом. Одно присутствие в нем, хотя бы в роли
рабочего сцены, было пределом мечтаний. Воображение рисовало фантастические
картины романтической любви к молодой, талантливой, изящной и деликатной
актрисе. Пусть даже безответной. О какой-нибудь театральной карьере
не было даже и мысли. Потом начались будни, простые и ясные. В каждодневной
будничной работе театральная карьера для него самого перестала быть
недосягаемой.
Волнения остались, но они носили более конкретный,
так сказать, технологичный характер. Первый спектакль, монтировать
который ему довелось, представлял собой постановку одной современной
пьесы. Особенность работы бригады рабочих сцены во главе с машинистом
сцены состояла в том, что она исключала общее руководство, осуществлялась
спонтанно и на индивидуальной основе. В перерывах между актами пьесы,
требующими перемонтировки сцены, каждый член бригады произвольно
намечал объекты, которые следовало устранить со сцены или установить
на ней. Все разом набрасывались на отработавший постановочный материал:
убирали ставки, снимали задники, уносили реквизит и заменяли их
новыми. Кто замешкался, оставался без работы. После спектакля он
получал нарекания со стороны машиниста сцены, а то и упреки в служебном
несоответствии. Важно было помнить детали постановки, что где стоит
и как лежит. Новичку было трудно все ухватить сразу и опередить
опытных рабочих сцены в выполнении того или иного действия. Поэтому
первое время Сергей занимался зачисткой и закреплением откосов.
Это деревянные бруски, скрепленные под прямым углом. Протяженный
брусок прибивался гвоздями к деревянной ставке, более короткий –
к полу. Таким образом, ставка, изображающая стену с балконом или
что-либо иное, держалась на сцене вертикально. Зачистка же откоса
состояла в том, чтобы, оторвав его при помощи молотка с гвоздодером
от ставки и пола, вернуть гвозди на брусках в исходное положение
с тем, чтобы их можно было забивать снова. Освоив эту нехитрую операцию,
Сергей постепенно поднаторел и в других. Машинист сцены не имел
к нему претензий.
Идею же о возможности сделать театральную карьеру
подал Сергею Миша Богун. Он тоже был членом бригады, но участвовал
в коллективных сценах и даже произносил с разрешения режиссеров
короткие реплики. Богун не раз повторял: - В театр приходят, чтобы
делать карьеру. – Он не имел театрального образования и, кажется,
не стремился к нему. Отслужив армию, он пришел в театр, чтобы подняться
от реплик до серьезных ролей самотеком. Сергей не верил в такую
перспективу. К тому же, его возраст приближался к призывному. Он
решил поступить в Харьковский театральный институт. Это давало возможность
откосить от службы в армии и изучить тайны актерского мастерства.
Как решил, так и сделал. И вот сейчас он покорял умы и сердца зрителей
провинциального театра.
Пользовался Сергей успехом и у местных красавиц.
Мая Судакова нередко сидела во время спектаклей где-нибудь в первых
рядах партера и следила за ним восхищенным взглядом. На балу в Доме
офицеров по случаю Первомайского праздника он познакомился с ней
лично. Потом приводил ее к себе на квартиру и занимался с ней любовными
утехами. Были и другие связи. Но они не меняли представления Сергея
о Крыме как о захолустье, в котором он вынужден временно пребывать.
Интимные отношения с Таней произвели переворот в его образе мыслей
и мироощущении. Появилось смутное желание прочно осесть на полуострове,
связать с Таней жизнь, завести детей, семью.
Он стал присматриваться к природе полуострова,
к его городской и сельской жизни. Благо гастроли и выездные спектакли
театра в Севастополе, Ялте, Феодосии, Керчи, Евпатории, Джанкое,
в поселках и селах, проходившие буквально каждый год, давали такую
возможность. Его больше не утомляли долгие переезды с коллегами
в автобусе из Симферополя на Южный берег, когда шоссейная дорога
вилась вокруг горных вершин бесконечными кругами. Он смотрел в окно
и любовался величественным ландшафтом, красотами Крыма. Зимой восхищала
смена климата в Северном и Южном Крыму, словно человек по собственной
воле изменял времена года. Пустынные заснеженные поля и резкий холодный
ветер севера вдруг превращались в долинах юга в зеленые луга и рощи,
стоящие по обе стороны дороги, словно часовые, кипарисы. Все это
блестело под ярким солнцем и овевалось нежным, ласковым бризом.
Бывая в Ялте зимой и летом, он любовался на набережной
могучей морской стихией, то ровной и безмятежной, то беспокойной
и яростной. Развернувшись на 180 градусов, он видел перед собой
мощные крепостные стены Ай-Петри, то окутанные грозными тучами,
то зеленеющие соснами под ярким солнцем и ясным голубым небом. Однажды
летом Сергей и Николай, располагая неделей отдыха, решили совершить
переход из Ялты в Симферополь прямиком через Ай-Петри. С набережной
скалы казались близкими, рукой подать. Но идти до них под палящим
крымским солнцем пришлось долго и утомительно. По мере подъема в
гору, силы таяли. Не хватало кислорода. Чтобы поддержать организм,
приятели израсходовали, чуть ли не весь запас банок сгущенного молока.
Это помогло преодолеть подъем и взобраться на вершину Ай-Петри.
Оттуда открылись непередаваемые по красоте и живописности картины
природы. Огромный ярко-красный круг солнца садился в зелено-голубую
гладь моря. От света вечернего солнца пламенели верхушки огромных
сосен. Дневная жара сменилась прохладным бодрящим ветерком. Заночевали
в лесу, среди буков и грабов крымского заповедника, прямо на прихваченных
с собой одеялах. Палаток не было. Съеденные на ужин вареные сардельки,
да еще прокаленные пламенем костра, показались верхом лакомства.
Перед рассветом Олег проснулся от шума производимого возней неподалеку.
С этого места метнулось прочь какое-то животное. В предрассветной
дымке Сергей успел различить в нем кабана. Страха он не почувствовал.
Может, потому, что не знал повадок зверя и, кроме того, казалось,
что летом при изобилии пищи животному вряд ли захотелось бы нападать
на людей. При условии их примерного поведения, конечно.
Следуя через Шелковичное, Верхоречье вышли к поселку
Научный. Здесь заночевали рядом с Крымской обсерваторией. В вечерней
дымке башни обсерватории выглядели сказочными куполами, через которые
осуществляется связь Земли с Вселенной. Развели костер, чтобы прокипятить
воду для вечернего чая.
- Ты знаешь, - задумчиво сказал Сергей Николаю, - в детстве я нашел
как-то в своем харьковском доме фолиант по астрономии Мейера. Там
были интересные картинки и схемы. Написана книга логично, увлекательно
и основательно.
- Ну и что?
- Я поразился близости понятий «астрономия» и «мировоззрение». Читаешь
об устройстве солнечной системы, а размышляешь о вечном и бесконечном,
фантазируешь. Я даже задумал написать роман о приключениях землянина
на Венере. Написал одну главу, которую, правда, никто не читал и
не рецензировал.
- А мысли о Боге тебя не посещали?
- Посещали. Астрономия располагает и к думам о Боге. Я, хотя и атеист,
но в детстве не проявлял принципиальность в этом вопросе. Посещал
церковь, целовал руку дряхлого попа со старческими пятнами, истово
отбивал поклоны. Старые бабки со двора говорили матери: - Твой Сережа
такой благочестивый, молится в первых рядах. – Но в церковь я ходил
еще до посещения школы и не по душевному влечению, а из любопытства.
- Что же тебя заинтересовало в ней?
- Разве неинтересно? – ответил Сергей вопросом на вопрос.
- Видишь ли, - сказал Николай, - когда со мной заводят разговор
на религиозные темы всерьез, я чувствую себя в неловком положении.
Словно я наблюдаю в цирке, как фокусник вынимает из шляпы голубей
и зайцев, а меня убеждают, что это не трюк, что животные, действительно,
рождаются в шляпе силой мысли фокусника. Религия ведь основана на
чуде, а что такое чудо? Рождение нечто, из ничего.
- Повзрослев, и я стал думать так же. Но в детстве любопытство проснулось,
благодаря Женьке Бургасову из соседнего двора. Его мать пела в церковном
хоре, а сам Женька проникся почтением к священникам в золоченых
одеждах. Говорил, что они получают большое жалование. Я же ходил
в соседний двор на почве интереса к мотоциклу ИЖ, которым владел
отец Жени. Когда его родители уходили из дома по какой-нибудь надобности,
мы знакомились с мотоциклом во всех подробностях. Вели разговоры
на разные темы. Однажды зашла речь о том, кем быть. Я высказал мнение,
что неплохо стать мотоциклистом или кавалеристом. Женька же произнес
с загадочным видом, что хотел бы тоже стать кое-кем, но это глубокая
тайна. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы он, наконец, выдал
свою тайну. Женька сказал, что хочет стать батюшкой. Он так восхищался
красивым внутренним убранством церкви и роскошными ризами священников,
что заинтриговал меня. Я стал ходить в храм, стоящий неподалеку
от дома, с Женькой и в одиночку.
- И не боялся?
- А чего я должен был бояться?
- Ну, знаешь, жизнь в атеистическом государстве не способствует
таким увлечениям.
- Это верно. Потом взрослые убедили меня, что Бога нет, а ходить
в церковь стыдно. Я стал обходить стороной храм, который раньше
посещал без всякой опаски. А позднее, после поступления в школу,
былое увлечение показалось смешным. Даже дразнил набожных бабок
своего двора, называя себя антихристом. Те, впрочем, на меня не
обижались.
- Стало быть, окончательно решил основной вопрос философии в пользу
первичности бытия над сознанием.
- Да, окончательно. Как поется в песне: «материя первична, сознание
вторично, позвольте же вам лично пол литра предложить», - закончил
Сергей умозрительную беседу, передавая Николаю кружку с заваренным
чаем….
Ночной привал близ Крымской обсерватории был последним на их пути
в Симферополь. Утром они двинулись дальше. К вечеру вышли, наконец,
через село Партизанское, которое часто называли прежним именем Саблы,
на шоссе у самого города.
Хотя Таня отдалась Сергею в первый день знакомства,
он не считал это очередной победой в любовных приключениях. Скорее
он счел это за счастье испытать любовь с первого взгляда. Видимо,
Таня думала так же. Ее не мучили угрызения совести, переживания
в том смысле, что она чем-то пожертвовала в своем женском достоинстве.
Она ничем не выдавала, что имеет какие-то виды на него как потенциального
мужа. Не считала она себя, разумеется, его любовницей, потому что
распутство было несовместимо с ее внутренним миром и поведением.
В довольно короткое время они привыкли друг к другу. Жили, что называется,
гражданским браком. Иногда Сергей на несколько дней покидал свою
квартиру и жил у Тани. Порой случалось наоборот. При встречах Лола
с Николаем им поощрительно подмигивали.
Один из майских дней они провели у Сергея. Рано
утром Таня хлопотала на кухне, готовя завтрак. Сергей продолжал
нежиться в постели, прислушиваясь к радио. Черная тарелка, висевшая
в углу комнаты, была постоянным, отнюдь не обременительным квартирантом.
Она помогала коротать одиночество, наслаждаться музыкой, голосами
Михайлова, Лемешева, Козловского, Нечаева и Бунчикова, слушать новости
и радиопостановки. Особенно часто звучала радиопостановка по «Порт-Артуру».
Когда радио делало продолжительную паузу с характерным потрескиванием
в эфире, внутри Сергея все напрягалось в ожидании какой-нибудь важной
или необычной новости. В начале марта 1953 года после такой трескучей
паузы он услышал ошеломляющую весть о смерти И.В. Сталина. Во второй
половине февраля нынешнего, 1954 года радио сообщило о выходе Указа
Президиума Верховного Совета РСФСР относительно передачи Украине
Крымской области с прилегающей черноморско-азовской акваторией.
Новости на украинском языке, которые слышались сейчас по радио,
были следствием того Указа. Диктор сообщал, что в конце месяца намечается
в Кремлевском дворце большой прием по случаю 300-летия воссоединения
Украины с Россией, разумеется, с участием Никиты Сергеевича Хрущева.
В комнату вошла Таня.
- Ну-ка, поднимайся. Пора завтракать. Как ты можешь
слушать эту лабуду?
Сергей, поднявшись рывком, спустил с постели ноги.
- Эта не лабуда, а украинский язык. Не забывай, что я родом из Харькова,
значит, украинец.
- Какой ты украинец! Ты ведь ни одного слова по-украински не знаешь.
- Знаю, и не одно. Даже целый куплет знаю из песенки. Я ее от отца
услышал: «за пятiрiчку нам треба двати, щоб всiх куркулiв лiквiдувати».
- Ладно, украинец, пойдем на кухню завтракать.
За завтраком продолжилось обсуждение украинской темы.
- Многие недовольны отделением от России, - сказала Таня. – Украина
и Россия несопоставимы по экономической мощи. Значит, крымчанам
придется затянуть пояса.
- Не преувеличивай. Мы живем в едином Союзе. Присоединяйся хоть
к Якутии, ничего не изменится. Кстати о присоединении-воссоединении.
Может, тебе переехать ко мне. Насовсем.
- То есть, как? Ты мне делаешь предложение? Пойдем под венец?
- Почему бы нет.
Таня поднялась со стула, подошла к Сергею со спины и обняла его.
- Ты не передумаешь? Вы актеры часто поддаетесь настроениям.
- Я принял твердое решение, и не как актер, а как любящий мужчина.
- И когда же мне переезжать?
- Когда хочешь. Хоть сегодня.
- Ну, зачем же спешить. Я заплатила за квартиру за три месяца вперед.
Уступила просьбе хозяйки.
- Как насчет венчания?
- Уж очень ты скор. Давай хоть предупредим родителей. Ко мне должны
приехать мама с папой из Читы. Тогда и обвенчаемся. Твои близко.
Им проще приехать.
- Ты без папы с мамой никуда. Но, пусть будет по-твоему.
С давних пор в театре работала Людмила Яковлевна
Берг. Ей было за 60. Бывшая актриса, Людмила Яковлевна сидела теперь
диспетчером при занавеси. В круг ее обязанностей входила подготовка
сцены, актеров и обслуживающего персонала к моменту открытия занавеси,
ну и регулировка темпа открытия. Порой это приобретало большое значение.
Один художник театра сделал для спектакля «Дженни Герхардт» роскошный
задник, на котором изображались американские небоскребы с освещенными
светящейся краской окнами. Этот задник опускали в конце спектакля
и одновременно медленно начинали сходиться обе половины занавеси,
создавая эффект уходящего в ночную мглу города. Прием неизменно
вызывал аплодисменты зрителей. Людмила Яковлевна, обеспечивавшая
этот эффект, так сжилась с ним, что считала его собственным произведением.
Когда один бестолковый рабочий сцены закрыл занавес слишком быстро,
не обращая внимание на протесты Людмилы Яковлевны, ее возмущению
не было предела.
- Видишь, что ты наделал, - восклицала она, - ты погубил спектакль!
Где заключительные аплодисменты?! Я доложу режиссеру.
Она не исполнила своей угрозы, потому что была порядочной добросердечной
старушкой. Но, кроме того, она персонифицировала историю театра,
считалась некоей его достопримечательностью и талисманом. В период
увлечения Крымом Сергей узнавал от нее подробности заинтересовавших
его фактов.
Из книги «В крымском подполье» И.Козлова он узнал о существовании
в театре в годы немецкой оккупации подпольной группы, куда входила
и довоенная прима Александра Перегонец. Подпольщиков расстреляли
10 лет назад.
- Вы видели, знали Перегонец, - спросил он однажды у Ларисы. – Какой
она была, чем брала зрителя?
- Она была очень пластична, женственна и обаятельна. Прекрасно владела
голосом. И вообще была доброй отзывчивой женщиной. Но это не только
мое личное мнение. Ведь ее снимали в фильме «Аэлита». Вы сами сможете
оценить ее, отчасти, посмотрев фильм.
- Но его не показывают в наших кинотеатрах.
- Съездите в Москву, посмотрите этот фильм в кинотеатре «Иллюзион».
Там, наверное, показывают…. Я и руководителя подпольной группы «Сокол»
Барышева, главного художника театра хорошо знала и помню. Очень
талантливый художник. Вы бы видели, как он оформил «Кремлевские
куранты».
- Художник…. И столько смелости и самопожертвования. Как это сочеталось,
да еще в провинциальном театре?
- Вы полагаете, что на героизм способны лишь великие актеры из столичных
театров?
- Нет, конечно… Не знаю. Но творческие люди обычно мягки и деликатны….
- Ну, уж не всегда. Они бывают злобны, мстительны, завистливы. Мало
ли скандалов и интриг в театрах. Вы же знаете. Но Барышев и Перегонец
были, действительно, творческими людьми и вместе с тем мужественными.
Насчет провинциальности нашего театра не обманывайтесь. Он дал таких
великих актеров как Царев, Раневская, Кенигсон, Названов. В нем
работал композитор Дунаевский. Здесь умели ценить и растить талант
высшей пробы.
Как сочетался талант с геройством? Так ведь время было такое. Его
нельзя оценивать по меркам сегодняшнего дня. Актеры оказались в
оккупации. Не успели эвакуироваться. Эвакуация ведь тоже в то время
была все равно, что возможность вытащить выигрышный лотерейный билет.
До войны я вышла замуж за офицера-пограничника и смогла эвакуироваться
во время. Они – нет. И, конечно, перед ними встал вопрос о том,
приспосабливаться к оккупации или сопротивляться. Ответа на этот
вопрос требовали как внешние обстоятельства, так и собственная совесть.
Очевидно, они не были малодушными людьми. Их стихией была борьба.
Это ведь тоже творчество.
Вы, наверное, представляете себе Николая и Александру
фанатиками и аскетами. Это не так. Ничто человеческое не было им
чуждо. Даже склонность к богеме. Но оккупация лишила их ощущения
жизни дома. Борьба за такую жизнь, мне кажется, и есть патриотизм.
Мартовским днем 1955 года Сергей оказался с выездным спектаклем
в Джанкое. Это было время, когда борьба за власть захватила и природу.
Весна боролась с зимой и явно одерживала верх. Во время сезонной
смены город выглядел неопрятным и неуютным. Здесь почти не было
мощенных и асфальтированных улиц. Вдоль приземистых неказистых домов
и палисадников стелилась пожухлая с прошлого года трава. Моросил
мелкий неприятный дождь. Настоящее захолустье!
В гостинице делать было нечего, Сергей решил прогуляться
к местному Дому культуры, где ставили «Бронепоезд № 14-69» Всеволода
Иванова. Дом культуры был подстать городу. Зал мест на сто. Обшарпанные
стены и износившиеся кресла. Небольшая сцена, на которой рабочие
сцены монтировали первый акт спектакля. В проходе между креслами
местный физкультурник поднимал пудовые гири. Видимо, в иных случаях
сцену использовали под арену для спортивных состязаний. Физкультурник,
наигравшись гирями, присел на кресло и закурил сигарету. Тем самым
он обратил на себя внимание одного из рабочих.
- Как ты можешь курить? Ты ведь только что занимался спортом!
- А что?
- Это вредно для организма.
- Я не собираюсь устанавливать мировой рекорд. Зачем отказывать
себе в удовольствии?
Сергей наблюдал разговор, стоя между кулисами. Он подивился легкомыслию
физкультурника, но не стал его осуждать, припомнив, что многие люди,
в том числе его коллеги по цеху, ведут себя также. Когда после напряженной
и утомительной работы или для творческого вдохновения нагружаются
спиртными напитками, курят одну сигарету за другой. Боже мой, что
только не выдерживает человеческое сердце! Но ведь вредные привычки
не просто легкомыслие. Это еще реакция на захолустье…
Что-то опять его стали посещать мысли о захолустье.
Пресытился Крымом?
Таней?
Как будто нет.
Недавно в Рабочем уголке в Алуште он вышел к морю.
Как обычно в такой сезон, стихия волновалась. На пляж, покрытый
галькой, накатывали барханы волн. Было зябко. Но море заражает своей
свободой. Будит воображение. Рождает неожиданные ощущения. Именно
в это время на него «вдруг повеяло весною». Не извне, а изнутри.
Возникло ощущение, что впереди его ждет незнакомая увлекательная
жизнь. С чем это связано? Неужели с предстоящими летом гастролями
в Питере? А что, это шанс. Может, его заметят и сделают заманчивое
предложение
.Продолжение
|
