Симферопольцы всех стран объединяйтесь!
 
На главнуюГалерея 1Галерея 2Истории в картинкахЗаметки о СимферополеКарта сайтаНа сайт автораНаписать письмо
 
Предыдущая | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | Следующая

Любовь без перспективы

Сергей Малышев

- 7 -

Открыв на стук дверь, Таня увидела четырех старшеклассников школы № 58. Трое из них – Скулов, Светлов и Либих учились в 8 «В», Нестеров – в 8 «А». Милое личико Нестерова с ласковыми голубыми раскосыми глазами выражало некоторое ожидание и волнение.
- Мы к вам в гости, Татьяна Семеновна. Можно?
- Проходите, - ответила Таня спокойным, даже бесстрастным голосом.
Как отнестись к этому визиту и что он, собственно, означает? – подумала она. Ведь, очевидно, их посещение не имеет никакого отношения к учебе. Стало быть, она не заслужила репутации педагога. Она для них смазливая девица. Одна из тех, которые шастают по Пушкинской и к которым «кадрятся» молодые парни. Это досадно. Но не впадать же из-за этого в истерику. Стать настоящим педагогом непросто. Помнится, Генриетта Марковна, читавшая в институте лекции по педагогике, затрагивала и вопрос о половом влечении учащегося к преподавателю. - Это медицинский факт, - говорила она как-то на факультативе для студенток. - Но для завоевания авторитета ученика вовсе не обязательно отвечать на его похоть физиологически. Юношеское половое влечение можно сделать своим союзником в воспитании духовно развитого человека, настоящего советского гражданина. Сухомлинский зовет нас, педагогов, отдать свое сердце детям. Женщина-педагог, даже оказавшись в столь сложной ситуации испытания половым чувством, не вправе забывать об этом.
Что ж, не будем удивляться этому визиту, будем вести себя так, словно ничего не случилось.
- Леня, раз уж ты вручил мне букет георгин, то доведи дело до конца. Сходи во двор, набери водопроводной воды вон в ту вазу для цветов.
Леня вышел. Одноклассники из 8 «В» по приглашению Тани разместились один на табуретке, двое – на кушетке. Они явно чувствовали себя неловко. Молчали, дожидаясь возвращения приятеля.
- Ну и чего же вы молчите, - прервала Таня молчание, - раз пришли в гости, развлекайте даму.
- Вы не дама, а учительница, - буркнул Костя. – Для дамы вы еще слишком молоды.
- Вот как? Спасибо, хоть за это. Я думала, вы меня и за учительницу не признаете.
- Так вы пока и не учительница, только на пути к ней, - решился высказаться Олег, преодолевая смущение.

В это время вернулся Леня с наполненной водой вазой.
- Слышишь, Леня, - обратилась к нему Таня. – Твои приятели не признают во мне ни даму, ни учительницу. Выходит, я просто подружка вам. Тогда что вам мешает меня развлекать?
- Для развлечения, Татьяна Семеновна, необходимо, хотя бы чуть-чуть, раскрепоститься, - ответил Леня. – А этому способствует наше крымское вино. Может, мне сходить в магазин?
- Ну, нет. Я еще не знаю, как алкоголь на вас подействует. Развезет вас, начнете буйствовать. Давайте лучше послушаем музыку. Костя, видишь, патефон с пластинками, заведи патефон, выбери пластинку по вашему вкусу.
Костя просмотрел стопку пластинок. В ней имелись пластинки с записями музыки Чайковского, Бетховена, Сибелиуса, Моцарта. Но были и записи Лемешева, Козловского, Шульженко, Козина, Нечаева, Бунчикова. Костя поднял голову и, морща презрительно нос, произнес – Сплошная симфония.
- Вам не нравится такая музыка? – Спросила Татьяна. – Какую же вы любите? «Мишка, Мишка, где твоя улыбка», «Мой Вася», «Се си бо» и тому подобное?
- Эти песенки, по крайней мере, веселее, - ответил Костя. – Симфония скучна и утомительна. По-моему, те, кто делают вид, что увлечены симфонией, кривят душой, насилуют себя.
- Ты считаешь, что искренних почитателей классической музыки не бывает?
- Да, я так считаю. И не только я. Ребята поддержите, - обратился он к приятелям.
- Верно, согласны, - прозвучало в ответ.
- Несчастные вы люди, - сказала, вздохнув, Татьяна. - Но, мне кажется, вы сами неискренни, просто оригинальничаете.
- Вы выражаетесь, как наша бывшая учительница по истории – Полянская Галина Степановна, - усмехнулся Валентин. - Энергичная, бойкая была женщина, все одергивала нас: - Не оригинальничайте!
- Отчего же вы ее так почтительно: по имени, отчеству и фамилии.
- Да вы знаете, кто она? Это же родная сестра главы правительства, члена Политбюро Полянского Д.С. Правда, и мы сначала гадали, имеет ли она отношение к великому однофамильцу. Сравнили его фото в газете с ее живым обликом. Те же острые носы, отчества - те же. Поняли, что брат и сестра.
Таня внимательно слушала, обрезая кончики стеблей георгин перед тем, как опустить их в вазу. – Знаменитая школа, что и говорить. Вы еще забыли упомянуть, что Д.С. Полянский был первым секретарем Крымского обкома партии. Впрочем, в это время вы еще, наверное, не интересовались такими вещами. Кто же еще из учителей вас заинтересовал?
- Мы не только интересуемся учителями, мы их любим, - откликнулся Валентин.
- Любите. За что?
- За разное. Вот, например, был у нас учитель математики, Василий Афанасьевич. Он заходил в класс и полчаса требовал: - Ровно встать, ровно встать. – Никто не слушал. Тогда он подбегал к ближайшему ученику и тряс его изо всех сил: - Ровно встать, говорю! - Как его за это не любить. Ведь мог бы сразу начать с уравнений или теорем. Была бы скука несусветная. Чудак-человек. Про него придумали стишок: «Дано: Афоня лезет в окно. Допустим: мы его не пустим». - Или Виталий Корнеевич, чертежник. Этот пол урока пытается утихомирить нас по-другому. – Ну, довольно, довольно, - повторяет десяток раз. Потом бросает на стол линейку, транспортир, циркуль и в отчаянии восклицает: - Ну, невозможно!
- Причем тут любовь. Вы просто бахвалитесь своей невоспитанностью.
- По-настоящему мы любим учителей-женщин, - продолжил Валентин. - Вы видели нашу нынешнюю математичку, Антонину Васильевну. Это же копия Мальвы! Помните фильм? Ее играет актриса Ритенбергс. А географичка Екатерина Алексеевна? Это настоящая дама, очень эффектная женщина.
- Но какое это имеет отношение к учебе?
- Мы ведь не об учебе говорим, а о любви.
- Занятные вы ребята, - подытожила разговор Таня, - но уже темнеет. Вас, наверное, родители заждались. Спасибо за визит.


- 8 -

Первое посещение практикантки окрылило Олега. До чего она проста и естественна. А он панически боялся зайти к ней в гости, даже с приятелями. Вздор все это! Обыкновенная трусость. Надо преодолевать свою некоммуникабельность. Какое счастье, что он учится в школе, в которую ее послали практиканткой!

Путь в эту школу был извилист. Он начал учиться в ней с 5-го класса. В ходе же начального образования пришлось сменить несколько школ, в основном, по объективным и субъективным причинам. Учеба в первом классе школы № 57, что стояла на пересечении Керченского переулка и Кавказской улицы, начиналась вроде неплохо. Тем более, что в желании учиться Олег не уступал толстовскому Филиппку. Возвратившись домой после школы, сразу же принимался за уроки, писал в тетради чистописания карандашом палочки и крючки. Даже не обедал, хотя обед в скудном продовольствием Крыму 1949 года стоил многого. Сам же первый день в школе прошел как волшебный сон…

За окном класса дождливый осенний день. Электрический свет, как бы отделяет классную комнату от ненастья, внося в душу покой и уют. Учительница Анна Михайловна проходит между рядами ученических парт и читает первое стихотворение из «Родной речи»: «Сталин думает о нас». Все-таки здорово, приходит Олегу на ум, что есть на свете человек, который думает обо всех, в том числе о такой букашке как он сам.

Видимо, комплекс обделенности душевным теплом, сложился у Олега со времени воспитания в симферопольском дошкольном детском доме № 1 на Февральской улице. Говорят, это был дом для детей партизан, погибших в годы оккупации Крыма. Олег попал в детдом по блату, хотя его отец тоже погиб в Крыму в первый день штурма Сапун-горы в рядах действующей 51-ой армии.

От пребывания в приюте для партизанских детей остались отрывочные воспоминания. Самые сильные впечатления производили встречи с матерью. При виде родного лица Олег испытывал беспредельную радость и восторг. Столь же беспредельны были его горе и отчаяние при расставании с родительницей. Говорят, он ревел ревмя несколько дней. В конце концов, матери запретили показываться малышу на глаза и позволяли лишь наблюдать за сыном из укрытия.

Запомнились прогулки за ворота детсада. В пределах улицы, на которую выходили его ворота, помещался огромный мир. Выведут ребят за ворота, и начинается освоение этого мира. Новые лица прохожих, новые впечатления… Через щели деревянного забора, отгораживающего соседний стадион от угодий местного хозяйства, виднелись аккуратные грядки помидоров, огурцов, лука и укропа. Лучи утреннего солнца наводили глянец на зеленые побеги и листья. Легкий ветерок доносил резкий приторный запах скошенной прелой травы вперемежку с ароматом лепестков розы. Плантации розы – за овощными грядками. У самого горизонта шеренга пирамидальных тополей. За ними – заманчивая неведомая земля….

В памяти остались некоторые праздники и знаменательные даты. На Новый год Олег выступал в роли левой пристяжной тройки лошадей. Его все время уводило в сторону от коренника и правой пристяжной. Попытки сосредоточиться и бежать в ногу с партнерами не удавались. Приятели злились и отпускали в его адрес ругательства.

В День памяти В.И. Ленина в актовом зале сколотили из фанеры макет мавзолея. Воспитатели рассказывали, как горячо любил Ильич детвору, а малыши читали заученные стихи с признанием любви к вождю. Олега же мучила неотвязная мысль: действительно ли ОН покоится внутри фанерного сооружения, называемого мавзолеем. Мозг не воспринимал понятия макет. Таковы причуды детского сознания. Даже позднее, покинув детдом, Олег был уверен, что дом его бабушки, проживавшей в Москве, находится в пределах Кремля, изображения которого красовались на коробках из-под конфет. Мать объяснила, что Москва – огромный город, гораздо больше Симферополя, и бабушкин дом помещается на одной из московских улиц.

В конце октября 1947 года Олега вернули из детского дома домой. Он стал осваиваться в новой обстановке. Светловы жили в угловой квартире 1-го этажа двухэтажного дома в старой части города. Говорили, что раньше этот дом был постоялым двором или караван-сараем. Двор ограждали одноэтажные постройки, большей частью жилые помещения, отчасти и обыкновенные сараи. Они явно могли служить стойлами для лошадей или складами товаров. Основное двухэтажное здание делило двор на две почти равные части, так что обитатели той части двора, которая примыкала к воротам, отзывались обо всем, что происходило за домом, как о событиях «на том дворе». В ближней к улице части двора, напротив двухэтажного дома помещался подвал, широкий спуск в который прикрывался массивными деревянными створками. С левой стороны дом почти вплотную примыкал к одноэтажным постройкам, оставляя узенький проход между дворами. С правой стороны проход между ними был настолько широк, что в задний двор мог вполне проехать грузовик.

Главной достопримечательностью заднего двора было отхожее место. Поскольку в жилых помещениях санузлы отсутствовали, жильцы ходили отправлять естественные надобности в это деревянное строение из необструганных досок. Оно состояло из двух кабин, каждая из которых имела очко, вырезанное в деревянном настиле выгребной ямы. Периодически к ней наведывались золотари, управлявшие лошадьми, которые были впряжены в повозки. Повозка представляла собой бочку для транспортировки нечистот. Их вычерпывали из выгребных ям черпаками в виде ведра, крепившегося к концу длинного шеста. С прогрессом цивилизации золотари стали ездить на грузовиках с цистернами вместо кузова, в которые испражнения закачивались через широкий гофрированный шланг.

Слово золотарь казалось неуместным для такой профессии. В нем звучало название благородного металла. Может потому, что золотарь получал высокую плату за свой тяжелый, отнюдь не благовонный труд. Может, имела место другая мотивация: любой труд, служащий общему благу, почетен и ценен. Те, кто не принимали никакой мотивации, называли повозки золотарей «говновозками».

Воду жильцы двора, как, впрочем, и всей округи брали из общей водоколонки. Она находилась за воротами почти в центре небольшой площади, на которую выходили две улочки и два переулка. Воду таскали в оцинкованных ведрах, грели на примусах и керогазах, зимой – на печках. Бензин и керосин для огнеопасных нагревательных приборов покупали в керосиновых лавках или у керосинщиков, доставлявших топливо в жилые районы в металлических бочках или цистернах. Дрова и уголь для печей тоже доставлялись в централизованном порядке.

Но вернемся во двор. Там, у стены справа стояла большая голубятня. Содержал ее дядя Петя, седовласый, незлобивый, покладистый мужик. Он завел голубей по возвращении из заключения в Воркуте, откуда его досрочно освободили за примерное поведение. А попал дядя Петя в Воркуту за то, что служил при немцах полицейским, не по доброй воле, конечно. Тем не менее, прошлое цепко держалось за хозяина голубятни. Во время ссор и конфликтов внутри двора его, то обзывали «полицаем», то грозили Воркутой. Видимо, голуби служили дяде Пете отдушиной. В них воплотилось его представление о свободе. Но, возможно, содержание голубей стало для него своеобразным бизнесом, поскольку он довольно часто совершал сделки по купле-продаже птиц, символизировавших мир и свободу. Впрочем, в голодное время голуби могли легко угодить в суп, подобно вороне из басни Крылова.

Знакомясь с двором, маленький Олег удивлялся «говорящим» фамилиям ряда семей. Это были Заря, Зима, Буряк и тому подобное. Другое дело Гольдберги. Их фамилия звучала не по-русски, но в ней, по крайней мере, звучало что-то значительное. Глава семейства Моисей Аронович работал шофером на автобазе. Когда он приезжал на своей полуторке и ставил ее у ворот, для детворы наступал праздник. Мальчуганам было трудно удержаться от непосредственного контакта с настоящим автомобилем. Они забирались в кузов и под колеса, с напряженным вниманием следили, как Ароныч копошился в моторе машины при поднятом капоте.

Но более всего обитателей двора поражали международные связи семьи скромного еврейского шофера. Однажды к нему пожаловала из Америки элегантно одетая родственница-старушка. Это было для всего двора событием всемирно-исторического значения….

Школа № 57 находилась рядом. Но и во всех других отношениях она устраивала Олега. В учительнице Анне Михайловне класс души не чаял. Во время отсутствия классной руководительницы в школе из-за простуды Олег с одноклассниками посетил ее на дому. Она была растрогана. Гости счастливы. Отличница Аня Куркина снилась во сне. Он, обтянутый в кожаный костюм, обутый в щегольские сапоги, катал белокурую хорошенькую девочку на мотоцикле. Однако подружиться с ней наяву не хватило смелости. Зато сложились простые дружеские отношения с отличником Толей Богашевым. Он жил рядом, на Мало-Фонтанной улице. Сказать определенно, почему его влекло к отличникам, не мог. Скорее всего, из-за внешнего вида, опрятности.

Учебный год прошел быстро и буднично. Но после него началась пора метаний из школы в школу. Где-то наверху решили, что во втором классе первогодки будут учиться в другой школе, на улице Крылова. Это не слишком напрягало. Одноклассники хорошо знали друг друга и быстро привыкли к новому месту. Но наверху не угомонились. Увлеклись экспериментом с раздельным обучением мальчиков и девочек. По окончании нового учебного года второклассников рассовали в разные школы по половому признаку. Учебу в 3-м классе Олег начал в школе № 14 для мальчиков.

Эта школа олицетворяла всю порочность эксперимента. 3-й «Б» выглядел классом хулиганов. Ему явно не хватало смягчающего влияния девочек. На уроках не прекращался галдеж. Ученики постоянно перестреливались «шпульками». Так назывались дужки из проволоки или туго свернутой бумаги. Ими заряжались рогатки из резиновых нитей, концы которых завязывались на указательном и большом пальцах. Меткие выстрелы из таких рогаток заставляли жертву вскакивать с пронзительным воплем от боли. На переменах происходили выяснения отношений, переходящие в драки. Играли на деньги «в стеночку». Учителя, видимо, понимали невозможность воспитательного воздействия на нарушителей дисциплины и редко вмешивались. Когда Олег стал свидетелем того, как одноклассник, сидевший на задней парте, стал откровенно мочиться, он перестал ходить в школу и взмолился, чтобы мать похлопотала о его переводе в другую школу.

Так он снова попал в «нормальную» школу № 4 на «контрольке». Здесь педагогам удавалось обуздывать учеников. Занятия проходили спокойно и размеренно. Недалеко от школы Петровская балка. Перейдешь ее и попадаешь на широкое зеленое плато. Кое-где ведутся раскопки. В древности здесь был Неаполь-Скифский. Рядом со школой находилась яма для ремонта трамваев. Олег пользовался ею для занятий спортом. Он подтягивался на поперечных металлических стержнях ямы, как на турнике, совершал перевороты и кульбиты. Дома потом удивлялись, где он цепляет столько грязи. В этой школе он впервые ощутил любовь к молодой учительнице, которая больше походила на обожание. Это была Зоя Сергеевна Ланько. Красивая, изящная, стройная брюнетка, умная и деликатная.

Странное дело: Олег не считал, что пользуется успехом у женского пола. Одна красивая одноклассница даже дразнила его косоглазым. Тем не менее, когда в нем зарождалась любовь к девочкам, а потом и к женщинам, он ощущал ответное чувство. Конечно, третьеклассник не мог рассчитывать на чувственную любовь Зои Сергеевны, но по отдельным неуловимым признакам он чувствовал, что она его выделяет в массе учеников, относится к нему со вниманием. Особенно это стало заметно, после того как он написал заметку в классную стенгазету по случаю Женского дня 8-е марта. Видимо, в заметке как-то отразились его любовь и обожание. Она смогла заметить их между строк. Она следила за успехами и провалами Олега в учебе. Навещала его на дому. Благо, жила неподалеку.

Лишь однажды он обиделся на Зою Сергеевну по настоящему. Но и повод был серьезным. Это случилось в период борьбы за сохранение «чубчика». Дело в том, что ГОРОНО постановило допускать школьников начальных классов к занятиям только наголо остриженными. Мотивировку придумали довольно странную, дескать, необходима профилактика против вшивости. Но мальчишки и так почти не оставляли вшам шансов. Они стриглись так, что на голове оставался лишь крохотный участок волос надо лбом, который и назывался чубчиком. Гораздо более благодатную почву для размножения вшей предоставляли прически и косы девочек. Но их миновала горькая участь стать наголо остриженными. Скорее всего, кому-то захотелось уподобить школьников армейским новобранцам.

Между тем, чубчик был символом мужского достоинства мальчишки. Олег наотрез отказывался с ним расстаться. Отказывался до тех пор, пока не остался в классе со своим чубчиком в одиночестве. Этого вызова Зоя Сергеевна не могла допустить, да и кто бы ей позволил. Она подстерегла Олега на трамвайной остановке и заключила его в свои объятия. Он не сразу понял намерения классной руководительницы, и, чувствуя спиной ее груди и живот, поначалу опешил. Но она втащила его в соседнюю парикмахерскую и, преодолевая вялое сопротивление, усадила в кресло. Парикмахерша мгновенно лишила его чубчика.
Олег в знак протеста перестал ходить в школу. Гулял, чуть ли не весь май, втайне от матери, конечно. Слонялся, бывало, по школьному двору. Зоя Сергеевна иногда видела его, конечно. Но не подходила. Может, она чувствовала что-то вроде раскаяния. Ведь она совершила насилие над своим учеником, подчинившись педагогическому долгу. Когда лысину прикрыла чуть заметная поросль, Олег вернулся в класс. Но он прогулял много уроков и нагулял дополнительные занятия летом вместе с самыми нерадивыми учениками. Обидно было, но все же это лучше, чем остаться на второй год.

В начальной школе № 4 он проучился еще год. Еще год, почти без приключений в личной жизни. Но в жизни страны это был переломный год: умер Сталин. В Симферополе день его смерти совпал, как в кино, с наступлением настоящей весны. Еще утром 5 марта была зима. Олег с замиранием сердца выслушал по радио сообщение о смерти вождя и траурную музыку. Но даже такое эпохальное событие не избавляло от необходимости идти в магазин за буханкой черного хлеба. У магазина выстроилась длинная очередь, в которую мать записала Олега с минувшего вечера. В этот день, однако, они с дворовым приятелем Ленькой Рыжовым решили не выстаивать очередь и прорваться в магазин хитростью. Как только открылась дверь магазина, они прошмыгнули в него с первой партией покупателей. Взяли по буханке, и вышли наружу. Здесь их встретили возгласы возмущения и проклятия толпы, еще остававшейся без хлеба. Пройдя сквозь строй, они со всех ног бросились домой.

В середине дня пришла весна. Солнце растопило снежный покров. Ярко сияло солнце. На привокзальной площади состоялся митинг общественности города по случаю кончины Сталина. Ребята не могли пропустить такого мероприятия. Они шныряли среди участников митинга, прислушиваясь к речам ораторов. Общее впечатление от них состояло в том, что все останется, как прежде. Иначе и не могло быть. Столь масштабный и авторитетный деятель, каким был Сталин, не мог не влиять и на последующие поколения. Восьмилетний Ленька Рыжов, ошалевший от торжественной трагичности момента, спросил Олега:
- Как ты думаешь, кто важнее – товарищ Ленин или товарищ Сталин?

Олег не сразу нашелся с ответом. Он почему-то вспомнил, что почти до окончания 2-го класса не воспринимал слова «озарил» в строчке гимна Советского Союза, который пели по утрам по радио, и путал его со словом «разорил». Получалось: «И Ленин великий наш путь разорил» с последующей строчкой: «Нас вырастил Сталин на верность народу», воспринимавшейся безошибочно. Ошибка, конечно, но она поставила основателя Советского государства в мальчишеском сознании на второе место.
- Ленин давно умер, - сказал Олег, - а Сталин, видишь, сколько сделал.
- И я так думаю, - обрадовался Ленька суждению товарища, совпадающему с его собственным мнением, - Сталин важнее.
Через год или два попыталась поколебать убеждение Олега в непогрешимости Сталина сестра Вера. И притом самым варварским способом. Она приняла иезуитский вид и стала задавать вопросы:
- Почему в школьных учебниках исчезло имя Сталина?
- Не знаю, почему, - растерянно ответил Олег, - может, не хотят травить душу людям.
- Почему, - продолжала сестра, - не отмечают его день рождения?
- Я этого не заметил…
- Почему его не упоминают в печати?
- Ты сама, что думаешь по этому поводу?! – Вышел из терпения Олег.
- Думаю, что Сталин – предатель.
- Чушь собачья!
- Почему чушь? Берия оказался предателем, а ведь он был близок к Сталину. Вот увидишь, скоро это откроется на официальном уровне.
- Что бы ни случилось, я никогда в это не поверю.
- Он – контрик, - переглянулась сестра с матерью.
- Контрреволюционеры – враги Советской власти, а я за нее! - Запальчиво выкрикнул Олег.
Стремясь продемонстрировать твердость своих убеждений, он повесил на стене портрет Сталина, вырезанный из старой газеты, и решил ежедневно несколько минут стоять рядом с портретом в почетном карауле. В качестве армейской сабли, которая могла быть использована по такому случаю, ему послужила длинная блестящая металлическая линейка. Однажды за стоянием в почетном карауле его застала подруга матери, перешивавшая ей старое платье.
- Чего это он? – Спросила она у матери, кивнув в сторону застывшего в торжественной позе Олега.
- Так возлюбил Сталина, что нет с ним сладу.
- Ну, это бывает. Вырастет – поймет, - заключила спокойно гостья
.

.Продолжение

   
 
   
Автор сайта: Белов Александр Владимирович   https://belov.mirmk.ru