Однажды, в августе 1964 года,
судьба сделала мне воистину царский подарок. Мне было тогда четырнадцать
лет, и аккорд восприятия девичьего (дополнительных эпитетов не требуется)
тела был достаточно полным, хотя и не требовал немедленного разрешения,
а ей (как будто я говорю о вполне сформировавшей девушке) на самом
деле было уже или только лишь девять. Тогда я приехал на август
(до начала занятий в школе) в село к двоюродному брату моей матери,
дяде Коле, у которого было трое своих детей и одна приемная шестнадцатилетняя
буйно расцветшая Шура (Шураня) с крепким, рельефным телом, уверенными
движениями и большой высокой грудью. Все дети спали в отдельной
(детской) спальне, каждый – на своей кровати. Я, как гость, – на
самой большой металлической с пуховыми подушками и такой же периной.
Через несколько дней моей сельской жизни и настали ночи моего сказочного
блаженства, которому суждено было стать «одним из…», но одним из
двух-трех наиценнейших и наиприятнейших за всю мою жизнь, а, возможно,
и самым дорогим моим воспоминанием.
К дяде Коле, так же, как и я, «летом в деревню»
приехала одна из его племянниц, и эту Любу с красивым украинским
лицом и слегка полненьким телом жена моего дяди положила спать со
мной. Я не гладил девочке бедра, не целовал ее опьяняющих душистых
волос (ни один парфюмер никогда не сможет конкурировать с Божественным
ароматом волос и тела девочки, которая еще не превратилась в девушку)
или плечи через ее ночнушку, а с замиранием сердца (со сладким замиранием!)
опускался под одеяло, мягко обнимал чуть дрожавшими руками ее уже
намечавшиеся бедра, укладывал свою глову на самое сладкое место
– ее животик и замирал, наверное все же понимая, что такие райские
мгновения пришли ко мне в первый и в последний раз.
Я не испытывал того абсолютно нормального желания…
желания поднять ее ночную рубашку и ощутить своей щекой голенький
животик девятилетней девочки (а может я так и делал?), и счастья
своего сладкого волнения ничем я не испортил, и ни одним жестом
не обидел Любу. А когда она положила свою девчоночью, даже девичью
ручку мне на голову и стала меня осторожно, очень легко и очень
медленно гладить, я вдруг отчетливо понял, что впереди у меня не
все будет так прекрасно, но все в жизни неповторимо и невозможно
быть безгранично счастливым в одиночку. Поэтому я выбрался из-под
одеяла и, пожелав ангелу-Любочке покойной ночи, заснул, отвернувшись
от нее. И такое, действительно, никогда больше в моей жизни не повторилось,
и я ни разу не пожалел об этом.
Но тогда, в декабре 1961 года в московской гостинице
«Турист», пройдя по коридору в одних трусах, я смутно желал забраться
под одеяло к своей однокласснице и сделал бы это, если бы, войдя
к ним в комнату, не обнаружил, что у них еще горит свет и девочки,
сидя на своих кроватях в пижамах и ночнушках, заплетаются (или расплетаются)
на ночь перед сном. Я не нашел более толкового объяснения своего
полуголого вторжения к девчонкам, как то, что я ошибся дверью.
Когда девчонок собирается более одной одновременно
в одном месте, они нахальны и издевательски-смешливы, но и я не
лыком шит: я стал им рассказывать (у меня всегда это неплохо получалось)
пристойные анекдоты. Нам всем стало и было весело, пока в коридоре
не послышался голос нашего диктатора Лидушки (она действительно
позволяла себе многое: однажды даже избила Сашку Фикалина за то,
что он, тринадцатилетний мальчик отказался танцевать в ансамбле
нашего класса).
Я юркнул за шифоньер (платяной шкаф), – и замер,
зажатый между шкафом и стеной, ощущая голой спиной неприятный холод
московских кирпичей. Лидушка сидела и болтала с девчонками никак
не меньше часа, и все это время я тихонько, как мышонок, согревал
гостиничную стену своей спиной и трезвел, боясь пошевелиться. Девчонки
часто хихикали и прыскали в ладони, потешаясь над незавидным комизмом
моей ситуации, но когда Лидушка, наконец-таки вышла из «нашего»
номера, я, выйдя из-за своего укрытия, все же ощутил, что мои с
девчонками отношения отныне стали, несомненно, более теплыми и доверительными,
хотя я в будущем неоднократно убеждался на опыте своих товарищей
в том, что жениться на однокласснице или просто переспать с любой
из них – то же самое, что и делать это с родной сестрой, то есть
не следует это делать ни при каких обстоятельствах. И Бог меня хранил
и от сестер, и от одноклассниц. Мой же брат перепихнулся со своей
двоюродной сестрой, чем, кстати, еще больше укрепил свои с нею и
без того очень хорошие отношения. Ну и что?! Мерзавец он и есть
мерзавец.
Рассказ о пистолетах и о поездке нашего 5-А класса
в Москву будет неполным, если не вспомнить о том, как много тогда
было в Москве ледяных катков, как красиво они освещались и какая
приятная музыка на них звучала, а еще о том, как «отстав» от своего
класса в предпоследний день нашего пребывания в столице нашей родины,
я купил, в дополнение к своим разнообразным пистолетам и настоящему
детскому телефону еще и одеколон во флаконе в виде виноградной грозди,
светящуюся в темноте покрытую фосфором пластмассовую статуэтку собачки-лайки
и средних размеров ананас, который, будучи разрезанным дома в Симферополе
отцом на ломтики, оказался действительно сказочно вкусным и бесподобно
ароматным тропическим плодом.
Рассказав о наших невинных детских пистолетах (игрушечных),
как не вспомнить о куда более серьезном оружии – самопалах. На деревянную
болванку формы пистолета открытым концом вперед крепилась загнутая
с одной стороны медная или латунная трубка протертым треугольным
напильником с запальным отверстием сверху. В трубку набивалась сера
спичечных головок, которая забивалась бумажным пыжом и поджигалась
через запальное отверстие, что вызывало эффектный громкий звук «выстрела».
Самопалы еще в 50–60-е годы ХХ века нередко служили причиной несчастных
случаев: избыток серы или слабая трубка приводили к тому, что самопалы
взрывались и разрывались в руках своих хозяев, оставляя пацанов
без пальцев или даже без глаз. Самопалы были очень опасной игрушкой.
Проще устройством и безопаснее в обращении были
самопалы, где в капсюльную втулку дна металлической охотничьей гильзы,
прикрепленной к болванке пистолета открытым концом к стреляющему,
вставлялся капсюль-воспламенитель. В одной коробке за 01 рубль 04
копейки находилась одна тысяча штук капсюлей, и капсюля свободно
продавались в магазине спортивных и охотничьих товаров «Динамо»
на углу Пушкинской и «Карла Маркса». Деревянный круглый в сечении
боек с иголкой на конце под воздействием резинки разбивал капсюль,
вызывая эффект выстрела. Иногда капсюль вылетал из гильзы и тогда
он оставлял синяк в месте его попадания в тело жертвы, но такое
случалось крайне редко.
И всегда, днем и вечером, в городе слышались «выстрелы»:
это стрельбу из самопалов дополняли громкие хлопки «ключей». Трубка
ключа от амбарного замка набивалась зачищенной со спичек серой и
закрывалась наглухо, до упора, толстым гвоздем. За головку ключа
и за гвоздь у его шляпки привязывалась метровая веревка, которая
в месте ее сгиба бралась одной (ведущей) рукой, в то время как другая
рука удерживала ключ, наполненный серой, закрытой от высыпания гвоздем.
Веревка натягивалась, и с размаху с силой наносился резкий удар
шляпкой гвоздя, чаще всего, о забор или стену. При этом звук взрыва
серы в ключе был очень громким. Вот и все. Все? Да нет же, конечно,
это далеко не все, и я еще постараюсь рассказать много интересного
о своем детстве, на счастье, лишенном наркотических прелестей телевизоров
и компьютеров.
Сейчас у меня дома в моей квартире два телевизионных
приемника: цветной «Фотон-716» 1985 года выпуска и черно-белый «Рекорд
В 308» 1976 года выпуска. Оба аппарата давно устарели и морально,
и тем более, физически, и работа их далеко не безупречна. А уж электроэнергии
каждый из них потребляет не меньше токарно-винторезного станка.
Однако я не собираюсь покупать новые сверхсовременные телевизоры
с прекрасными возможностями и чудесным изображением. А зачем? Чтобы
уже одно только красивое и качественное изображение влекло и притягивало
включить телевизор и смотреть, смотреть, смотреть?.. Я просматриваю
программы новостей, иногда – интересные документальные и высокохудожественные
кинофильмы: итальянские, французские, польские, редко, если случаются,
– и американские… Если такие случаются. К тому же мировое кино в
1980–1990 годы перешло вершину, пик, золотой период своего развития.
А непрерывный ливень «Оскаров» и других призов – тому лишь подтверждение.
Пожалуй, это и все.
Мы себе не враги, и счастье наше почти полное.
При этом следует учесть, что состояние умиротворения ощущения счастья
не приносит, а дает лишь его иллюзию. Стабильность, покой и умиротворение
наполняют нас сытой уверенностью, которая распирает и отупляет нас.
Душа наша сама постоянно стремится к покою, всегда ищет и находит
объяснения, оправдания всем нашим неудачам и всегда дает нам надежду.
Жизнь же мало считается с нами, с каждым из нас, если вообще считается.
Тысячелетиями самонадеянные и высокомерные люди
устами своих гениальнейших сыновей выражали свое всегда актуальное,
свое самое сокровенное и свое первостепенное желание быть хозяином,
если уж не природы, так хотя бы своей жизни. Быть счастливым никто
не откажется, но что такое «счастье», все и каждый имеет свое представление
и часто в жизни происходит так, что человек свое счастье строит
именно на несчастье другого человека. Я не говорю, что он от этого
становится действительно счастливым. Просто в жизни у нас такое
сплошь и рядом: от Президента страны и до коллеги по работе или
соседа, который, кстати, часто к тебе более внимателен, чем родной
брат.
Я вовсе не хочу, чтобы Вы меня поняли так, что,
брат, мол, к человеку добр естественно и взаимно, а сосед – вынужденно
бывает добрее. Нет, это не так. Наши ближайшие родственники – самые
обыкновенные люди. Это для нас с детства они самые близкие, самые
дорогие и самые лучшие люди на Земле, и которые (мы в этом уверены)
нас всегда поймут, искренне нам посоветуют и всегда придут на помощь.
Конечно же, случаются и такие взаимоотношения,
однако, нередко у людей не хватает житейской мудрости и элементарной
человеческой порядочности и тогда в реальной жизни брат, сестра,
отец или мать ради своего личного блага обманывают, обкрадывают
тебя и клевещут на тебя. Я не спорю, что некоторым из таких родственников
подобные подлости даются с трудом, однако, «своя рубашка всегда
ближе к телу», а что касается первоначальных «мук совести», то ведь
«не боги горшки обжигают» да и «лиха беда начало». Родственники
нам вдвойне опасны тем, что знают о нас слишком много, в том числе,
нелицеприятного, и поэтому с ними всегда нужно держать «ухо востро»,
а еще лучше – вообще держаться от них подальше, насколько это возможно.
Родственники, счастье, судьба… Какая между ними
связь? И что значит судьба в жизни человека?
Однажды, едва мне исполнилось 55 лет, как-то под
утро я увидел сон. А кто еще не знает, что утренние сны самые интересные?
Так вот мне приснился какой-то всемирно известный философ (имя его
я сейчас не помню), который в аудитории объяснял своим слушателям
и мне, в том числе, что есть такое человеческая цивилизация. Причем
делал он это с помощью довольно складных словесных формулировок.
Я же все время порывался задать ему два вопроса:
Зависит ли цивилизация от конкретного человека? И, в связи с этим,
2. Вариантна ли цивилизация? Иными словами, существовала
ли и существует ли возможность развития человеческой цивилизации
по другому пути, в ином виде?
Не успел. Не успел задать я свои вопросы, потому что проснулся.
Но просыпался я с двумя уже готовыми строчками в голове:
Сценарий пишет нам судьба, Нам Бог расписывает роли.
Однако выраженная этими словами мысль о безграничных
правах и полномочиях Ее Величества Судьбы и Высшей Силы в нашей
жизни все же оставалась. А что же сам человек? Каковы его роль и
значение, что в жизни зависит от него самого? Что он в состоянии
(а что нет) изменить хоть в своей судьбе? Какими словами закончить
мысль?
Завершающие слова пришли ко мне холодным душем
под холодным душем (Каждое утро и каждый вечер перед сном я принимаю
контрастный душ: холодный – теплый – холодный):
Хоть и мечтать ты можешь вволю.
В общем получилось довольно-таки неплохо. И складно, и даже глубокомысленно:
Сценарий пишет нам Судьба,
Нам Бог расписывает роли.
Финал же пьесы предрешен,
Хоть и мечтать ты можешь вволю.
Я прекрасно понимаю, что одно из крайних суждений, а именно:
Первое: Все предопределено свыше (фатализм) и Второе:
Человек – хозяин своей судьбы (волюнтаризм) не является в принципе
абсолютно истинным в полной мере. Истина обычно находится между
двумя крайностями. Обязательно должно быть какое-то промежуточное,
несколько даже примиряющее обе крайности, суждение. Но правда и
то, что каждый из нас, даже те, кто всерьез утверждают, что все
в руках Бога (Судьбы, Провидения), все равно втайне надеется, что
так оно и есть для других людей, но уж он-то все же не такой (или
не совсем такой), как все остальные и потому «стоит ему очень сильно
захотеть и как следует постараться, как…» Вот именно для таких людей
и именно для таких случаев найдено подходящее слово «мечтать», которое
является в какой-то мере компромиссным, компенсирующим наше самолюбие
понятием.
Действительно, каждый человек не просто пешка в
руках судьбы, – он играет отведенную ему роль, исполняя которую,
и он, как и всякий актер, не только обязан механически произносить
свой текст и делать то, как этого хочет режиссер, но и волен иметь
свое видение отведенной ему роли и свои незначительные, в общем-то,
интерпретации, зависящие от его личных способностей. Это и есть
наши мечтания, от которых ни в коей мере не зависит ни ход, ни исход
«спектакля» нашей жизни, или, по-иному, жизненного спектакля. А
если хотите получить еще более доступное для понимания объяснение,
то пожалуйста, я приведу в качестве примера широко известную поговорку
«Нечего на зеркало пенять, коль рожа кривая». Вот эта «кривая рожа»
и это зеркало и есть твоя судьба, болезный. А уж как ты к своему
отражению, то есть к своей, прости за выражение, «роже» относишься,
как на нее реагируешь, так это уж твое личное дело. Вот это самое
«пенять» или «не пенять» и есть позволенное человеку
(причем, заметь: каждому!) право мечтать.
В начало |
