Симферопольцы всех стран объединяйтесь!
 
На главнуюГалерея 1Галерея 2Истории в картинкахЗаметки о СимферополеКарта сайтаНа сайт автораНаписать письмо
 
Предыдущая | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | Следующая

Борис Цытович

Город моей мечты

Документальный автобиографический роман

Тополь на крыше собора
Тополь на храме
акв. Протоиерея Василия Павлова.
«Фонд искусство во имя Христа»
 

Если генералиссимусу, первой персоне мира, вползали в голову идеи выращивать в Крыму лимоны, сеять хлопок и он произносил: «Кипарис - дерево печали», - и их тут же вырубали. То следующему генсеку, конечно, тоже обязаны были прийти идейки, которые мешали ему спать, например, гидропоника, и все начинали выращивать в вестибюлях огурцы или кукурузу. Он углядел, что заборы, ограды, изгороди ограничивают перемещение самого вольного в мире народа. Последовал указ. И по всей стране кованые чугунные, литые высокохудожественные или сваренные из арматурного прута ограды рухнули в короткий срок, и даже ограда Адмиралтейства из святого града Петра отправилась на металлолом.

Снесли ограду и Петро-Павловской церкви, и храм, полуразрушенный, оскверненный, без ограды и крестов, с ржавеющим железом и гниющим деревом, умирал, глядя на мир пустыми глазницами окон. А мир торжествовал, запускал и встречал космонавтов, аплодировал гвардейцам пятилеток, рапортовал, гремел медью победных маршей и семимильными шагами шел к ...

Но в храме теплилась жизнь. Тихо и незаметно, на удивленье всем на куполе, на голом камне вырос тополек. И откуда только соки берет? Что питает корень? - задирали головы горожане. Да, да - откуда? Засохнет, а как же иначе? А тополек рос, и вот уже четырехметровое дерево трепещет серебристой листвой на фоне голубого неба.

Как-то на площади остановился двухэтажный иностранный автобус, к удивленью горожан, никогда не видевших иноземцев, из него повалили голоногие мужчины в кожаных шортах и черных очках, дамы голоспинные, в купальниках, что ли? Нимало не стесняясь своего наряда, иноземцы рассыпались по площади, загалдели с задранными головами, защел кали фотоаппаратами.

Автобус уехал, и тут же последовала команда: тополек срубить, площадь облагородить. И облагородили: к левому крылу храма пристроили низкое бетонное строение по приему утиля и стеклотары, вечно заваленное рассыхающимися ящиками, а на другой стороне возник винный магазин, такой же бетонный, приплюснутый и мерзкий. Вокруг храма на ящиках распивали алкоголики - пахло кислятиной и мочой, и по утрам площадь пестрела разбросанными ящиками. А тополек спилили, но старый пожарный не мог допустить, чтобы ветвь, выросшая на храме, погибла. Отнес корень домой. И сегодня могучий тополь украшает его двор. Прошел год, и опять тополь зазеленел на куполе... Срезали, обливали кислотой - не умирало, кустилось дерево. Жил храм.

На площадь тихо и невесомо опускался снег.

Я побывал в своем детстве, повспоминал давно ушедших. Ингалычев погиб под Севастополем, а его семья была выслана из Крыма. Выслали в Сибирь и мою бабушку, гречанку. А вот Криволапова я встретил. Пришло время перемен. Разрешили джаз. В «Астории» виртуоз Аркаша-барабанщик вопил мощно и хрипато, буги-вуги гремел барабан, литавры, раскрепощенная толпа стригла ногами.

Амнистия! Свобода!

Я гостил у дяди в Таганроге. Я стиляга: «шузы», понятно, на толстой белой манке, прическа монокок, пиджак чуть больше, чтоб плечи со «свисиком» и, конечно же, красный гудок (галстук) с голой дамочкой на обороте, да в кармане дорогостоящий заморский «шедевр» - авторучка с изображением блондиночки и брюнеточки в купальниках, а переверни ручку - голые.

Был солнечный полдень. Лежало море пред Петровской лестницей, а на Тургеневской улице я углядел незаметную будочку чистильщика. Я пожелал добавить более блеска своим роскошным туфлям и поставил ногу на козелок. Перед лицом слежавшаяся актиния седых волос, изрезанная шея да мелькающие локти старика. Рядом, на скамеечке, в широкополой шляпе сверкала спицами его подруга. Но что это? Ее руки в белоснежных перчатках.

Старик поднял голову, его лицо обезображивал фиолетовый рубец. Сомнений не было - передо мной со своей давней подругой был Криволапое. А почему на табличке Иванов Иван Алексеич?

Мне бы и промолчать, щедро расплатиться и уйти, так нет, бес попутал и понес, да как?
- Здравствуйте, Родион Степанович! – с звонким торжеством поприветствовал я – Узнаете меня?
На миг безвольно опустились руки, но тут же сжались в кулаки. Старуха запрокинула голову, спицы перестали мелькать, белый клубок выкатился на мостовую, и такое человеческое горе, отчаяние и боль выражал ее взгляд, но не долго, она распрямилась и, исключив из сознания меня, вздернув подборе- . док, обернулась к морю. Так и глядела в расплывчатую синь.
- Вы ошибаетесь, молодой человек, моя фамилия Иванов, на табличке указано, вот здесь, - твердо сказал Криволапов. Я, восторженный, все знающий балбес, решил успокоить.
- Время-то иное, амнистия всем, свобода! - И с пафосом молодого дурака вскричал. - Тиран мертв!
- Тиран долго будет жить в нашем народе, - пробурчал он в землю и спохватился, - Вы меня с кем-то путаете.
Не верил советской власти старый ротмистр. Я рассчитался и ушел.

 

Дом Симерджиева, ул.Пушкина, СимферопольНочью казнился, решил извиниться перед стариками, признать, что ошибся, и на другой день с букетом отправился на Тургеневскую.

К моему удивлению и страху, в будочке стучал щетками, зазывая, черноволосый армянин. Я поставил ногу и спросил об Иванове. Торжество распирало пловную физиономию: «Глупый человек, все продал, щетки, мази, ларек. За бесплатно продал».

Во мне все обрушилось и повисло на холодных тетивах. Я узнал адрес и на такси понесся на окраину. Зеленая улочка, домики в вишневых деревцах. Тишина. Калитка была не заперта, и я вошел в крошечный дворик-сад. Розы, еще кусты роз. Розы облепили стену до крыши крошечного домика, и ни куста картошки. Именно в таком дворике и должна жить «графинюшка», отметил разум, а под оконцем у холмика, напоминающего могилку, присели два черных буксуса. «Шарлатан» - прочел я эпитафию и проследовал к домику. Дверь открыта, и я ступил в разруху. Газеты, еще газеты, белоснежные скатерки с вышивками «ришелье». Раскрытые ларчики, скелет железной кровати. Иконостаса не было, а вот лампадка теплилась.

В черном холодном провале шлепало мое сердце. Я опустился на кровать и долго пребывал в бездумном оцепенении, но жизнь теплилась. Наконец мое внимание привлек журнал у моих ног. «Это важно», - прозвучало во мне, и я поднял и прочел. «Нива», 1911 год. Перелистывая ветхие страницы, я увидел групповую фотографию. «Государыня императрица Александра Федоровна в окружении фрейлин в дворцовом саду» - гласила надпись. «Это, - сказало во мне, - это главное».

Фрейлин было четыре. Внимание привлекла дама в карандашном овале. Огромная шляпа грибом, близко посаженные глаза, горбатый нос, вздернутый подбородок красавицы.

Я тут же узнал это высокомерное лицо. Да как же красиво было это гордое лицо! Я за шептал: «Вы и в старости так же красивы, графинюшка... И почему я не прозрел раньше? Почему?» Кто учинил разор, сломал жизнь? Я, я. Кто я? Кто?

Умолк колокол. Тишина на белой площади. Молчали одноэтажные домики. Ответа не было. Криволапова и его графинюшку я больше не встречал никогда.

Боря, работник магазина «Динамо», гремит железной шторой, открывает витрины. Поднял навесы - и под брезентом, на перилах - откуда только взялись? - сидит уже парочка стиляг, влажно причесанных, ножками болтают.

Продолжение

Предыдущая | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | Следующая
   
 
   
Автор сайта: Белов Александр Владимирович   https://belov.mirmk.ru