Симферопольцы всех стран объединяйтесь!
 
На главнуюГалерея 1Галерея 2Истории в картинкахЗаметки о СимферополеКарта сайтаНа сайт автораНаписать письмо
 
Предыдущая | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12

Борис Цытович

Город моей мечты

Документальный автобиографический роман

На главной улице нашего города стояло величественное здание хоральной Синагоги. Крыша была стропильной, фасад имел эклектический вид, по углам пилоны со стрельчатыми окнами, а первый этаж рустовой. Но главное, как говорили знатоки, в Синагоге была лучшая в мире акустика (впрочем, в нашем городе, как убежден каждый житель, все лучшее).

Справа от Синагоги, словно Арлекин печальными глазами, глядел на улицу стрельчатыми окнами и тихо жил польский костел. Синагогу закрыли - хватит источать «опиум для народа», переименовали в клуб медработников. За парадными ступенями установили памятник- на бетонном диване фривольно полулежал цементный В. Ленин, напротив, полный почтения и весь внимание, сидел И. Сталин.

В праздники на главной улице перед вождями разливное море человеческих голов. Сверкает и грохочет медь оркестров. Плывут красные знамена, плывут портреты, транспаранты, клятвенно убеждая бетонных вождей: пятилетку - в четыре года... с повышенными обязательствами... стахановским движением, соцсоревнованием... с макетом урода Чемберлена.

В будни по булыжнику тарахтели полуторки, с трезвоном проезжал трамвай, катили легковые «фордики», вытесняя линейки и фаэтоны. Страна набирала силу.
Я, школяр, обожал клуб медработников. По выходным там шло кино, и цена детского билета была десять копеек, а главное, фильмы шли для взрослых, но в зал пропускали и детей. Правда, фильмы там шли после проката. В «Юнгштурме» фильмы шли детские, а на вечерние сеансы детей не пускали. В кинотеатр «Субхи» пропускали на все сеансы, но он был в цыганской слободке, и потому — опасным. Но стремление увидеть только что вышедший на экран новый фильм преодолевало страх.

В выходной (я тогда не знал слова «воскресенье» - были «пятидневки», в школьном дневнике дни отпечатаны так: первый день, второй день... пятый день и выходной), отец давал мне рубль, бабушка осматривала, заставляла почистить сандалии, застегнуть на голени короткие штанцы, под самый подбородок подтягивала на пионерском галстуке зажим. На улице я тут же прятал в карман тюбетейку с кисточкой, расстегивал под коленями штанцы и, весь «на военном положении», оглядываясь, готовый броситься наутек, отправлялся по булыжнику, поросшему свинороем, в опасный кинотеатр «Субхи».

Я шел по Пролетарской улице, затем по переулкам, среди кособоких домиков и чахлых акаций. Из подворотен текли мыльные ручейки. Свирепые псы, охранявшие голубятни, обдавали лаем, и я прибавлял ходу. Это была слободка, и жили там босяки и голубятники, а кинотеатр был их вотчиной. Наконец в гомонящей детской толпе я занимал очередь, ни на миг не забывая об опасности. У кассы я протягивал в окошечко рубль и, получив билет, тут же прятал его в потайной карманчик, а сдачу - тридцать пять копеек - опускал в носок и жался к взрослым. Однажды ниоткуда возникли четверо, показали ножичек и затолкали в соседний двор, и, - о ужас! - среди шайки цыганчат, игравших в кости, бельмоглазый Махмуд, по кличке Кривой, проницательно ощупал меня видящим глазом.
Шайка, оставив кости, курила, плевала и сквернословила.
- Где деньги? - спросил Махмуд.
- Я пришел просто так, посмотреть, - соврал я.
- Обыскать.
Вывернули карманы: нашли тюбетейку, и цыганенок тут же напялил ее на кудрявую голову. Нашли и билет.
- Красную удавку на шею нацепил, а врешь. А ведь пионер должен говорить правду. - Махмуд страшно выругался.
- Колюнчик, дай пацану пендель.
Колюнчик, напяливший мою тюбетейку, был маленьким цыганчонком, но больно ударил ногой. Потом сдернул сандалик - в носке нашли сдачу, и шайка в восторге взвыла, сандалик забросили в соседний двор, а носок на акацию, он повис на колючке, дали еще «пенделя» и пару раз по «морде», и я, еле сдерживая слезы и припадая на босую ногу, под вопли и свист покинул двор.

Вечером отец спросил:
- Кино посмотрел?
- Посмотрел.
- Интересное было кино?
- Очень интересное.
- А сдачу на что истратил?
- Мороженое съел.
- Молодец.

Опасным был кинотеатр «Субхи». А клуб медработников, бывшая Синагога, переполнял счастьем. Я покупал два детских билета по десять копеек и один на взрослый сеанс за двадцать копеек и входил в таинственную и сумеречную глубину высоченного зала. А потом? Потом засияло, загудело, полетело. На экране журнал «Если завтра война», и пацаны всего зала подпевают: «Если темные силы нагрянут...»

Стрижет сноп света, белеют в темноте восторженные лица «готовых вот сейчас, сию секунду, в бой, умереть за Сталина».
Экран сияет. Ревут моторы, летят, бесконечно летят самолеты, и конца им не видно. И сам вождь товарищ Сталин глядит в небо, и зал встает и рукоплещет. Наконец, заскрежетали гусеницы, поползли танки, сотни танков. Зал напряжен в едином многоглазом монолите. Танк наехал и повалил огромное дерево, зал взвыл, стучит ногами, крик - «ура!»

Гремит марш - «Броня крепка и танки наши быстры...» И я весь там, и весь зал там, чудесно растворенный в экране - на аэродроме, среди летчиков. Идет фильм «Истребители», и оглянуться не успел, как зажегся свет, закончился сеанс. По рядам пошли билетерши, и я, как и все, не вставая (встанешь - потеряешь место и будешь сидеть на полу перед экраном), отдал второй билет контролерше.
И опять «если завтра война...» - самолеты... танки...

После двух сеансов я, раздвинув плечи, вышел на слепящую светом улицу, твердо решив, что буду военным. Скорей бы в армию: показать бы этим белофинчикам!

Рядом с Синагогой ларек с зельтерской водой, а у меня шестьдесят копеек, и я выпил бузы, съел «микадо». На той стороне улицы Кирова торговал сладостями лоточник. Мне было стыдно, как маленькому, сосать паровозик на палочке, и торговец на двадцать копеек отсек от большого куска ножом белой халвы, и я с оттопыренной щекой отправился на вечерний сеанс. Детей без взрослых не пускали, я попросил лейтенанта, и он и его девушка со смехом провели меня. И в третий раз летели на экране армады. В зале ни свиста, ни воплей - лишь после журнала, когда зажигался свет, степенный разговор: «Ну, эти дадут... Сотрут в порошок... А знаете, этой мощью мы обязаны нашему вождю, товарищу Сталину. - Да! Да! Пусть враги только посмеют...»

После сеанса я, переполненный страстной жаждой войны, млел пред бетонными вождями. А потом война, и на три года спрятались вожди под строительным мусором у задней стены Синагоги. А перед фасадом, по главной улице, выкидывая черный дым, поедут незнакомые пятнистые автомобили, по булыжнику маршируют в сером иноземном одеянии чужие солдаты, на непонятном языке запоют: «О-о-ля-лаа рии-о-о ол-л-а-а ри-о-о», а если перевести на русский, то «ол-ла-ла ри-о-о» - «Вся рота будет есть сосиски и пить пиво, и обер-лейтенант тоже будет пить пиво».

Потом в страшной пустоте улицы Кирова, перед Синагогой, по тому же булыжнику, потянутся ее верующие, с белыми шестиконечными звездами Давида на суконных лапсердаках, сперва к мосту через Салгир, потом по гудрону Феодосийского шоссе, туда, на девятый километр, в противотанковый ров. А где же самолеты, армады, что летели на экране Синагоги? А вон в небе «Рус фанер» горит - смеются немцы. А где же «легендарная и непобедимая?». А вон сгоревшая танкетка чернеет на перекрестке — смеются немцы. — Это и все? Нет, не все. Русские только собираются воевать и совершают свой «драп марш» до Москвы, потому что все и всегда начинается с Москвы. Потом немцы, глядя в небо, перестали смеяться: не «Рус фанер», а «Шварцтодт» летит, и загрохочут перед Синагогой танки. Затопают кирзой пропахшие махоркой советские солдаты, худые, подтянутые, готовые мгновенно действовать - попробуй останови! - и кончилось у немцев пиво и сосиски для всей роты и для обер-лейтенанта тоже. Многое могла бы Синагога рассказать.

После войны бетонные вожди переместились в пионерский садик, где некогда стоял взорванный ими собор Александра Невского, и там продолжили беседу. А позже переехали на вокзал, и на площади, в тени раскидистых тополей, решали извечную проблему счастья для всех живущих на земле. Но выяснилось, что один вождь повел народ не верным ленинским путем. Пришли люди с отбойными молотками, разрубили бетонный диван - одного вождя вместе с половиной дивана отправили на свалку, а другой остался в одиночестве на своем бетонном ложе и скучает до наших дней.

Все это могли рассказать долгожители с главной улицы нашего города - хоральная Синагога и польский костел. Но пришло время и им умереть, потому что для власти главным противником были церкви. Пришел народ к молитве, а нет храма Божьего — Христа Спасителя. Взорван храм - пепелище, а нет храма - нет и народа. Власть знала - нельзя народу без веры, и вот вам, товарищи, купель", - креститесь, принимайте веру правильную. (Купель - В Москве на месте взорванного храма Христа Спасителя был построен бассейн с круглогодичным подогревом). Вот Моисей, но теперь он Карлом Марксом называется, тоже с бородой. Вот и Иоанн-креститель - его отрезанная голова на каждом заборе, на каждой стене изображена. Вот и святые апостолы - члены политбюро - все двенадцать. Вот и святые мощи в стеклянном гробу. Вот и заповеди, все десять. - «Моральный кодекс строителя коммунизма».

В то время покатилась хрущевская волна - уничтожение храмов, изгородей и ненужных памятников (как говорили, борьба с излишествами) - по всей стране. По городу поползли слухи и о Синагоге. Одни говорили, что на месте Синагоги нужно построить рыбный магазин, другие - что приехала высокая комиссия из Израиля и потребовала вернуть церковь верующим. Отношения с Израилем то улучшались, то ухудшались, но в то время были хорошими, и кое-кто получал визы для эмиграции, в край обетованный. Вот в этот период говорили о возврате церкви прихожанам, потому что СССР имеет храм Божий в Израиле, такие слухи ходили, и Синагога стала ничейной — мебель вывезли, двери распахнуты, в зале горы мусора. Здесь кучковались пьяницы, любители наживы, выламывали все, что выламывалось.

Вот тогда-то ночью и загорелась Синагога. Пожарные приехали и потушили. Но утром чья-то незримая, но очень властная рука отправила все пожарные машины, не оставив ни одной, на смотр техники в район. И опять загорелась Синагога. Вот тогда и остановились трамваи, возликовали зеваки. Но одно не учла «властная рука»: на одной из пожарных машин была хоть и плохонькая, но работающая рация, и машины стремглав, под вой сирен, примчались в город. Установили лестницы, развернули рукава и дали воду, но на радость ликующей толпе опять незримая рука, теперь уже в водоканале, перекрыла воду.

Пожарные и тут не растерялись: две машины помчались на Салгир, от них протянули рукава к двум другим машинам на «перекачку», и через короткое время пожар был потушен.

Отец мой работал заместителем начальника пожарной охраны по профилактике, досконально знал о причине пожара и глубоко переживал.
- Что произошло? - спрашивал я.
- Обыкновенный неумелый поджог.
- Ну кто, кто так поджигает?
- Ведь поджог профессионально организовать нужно, а тут улика, все пропахло этилированным бензином, не организовали тягу, - и заговорил о многом другом, необходимом для профессионального поджога.
- Так поймали же двух бездомных пьяниц? - возразил я.
- Если надо, поймают и десяток, - и, помолчав, прибавил: - А все-таки молодцы пожарные, премию следовало выдать. Так нет же, весь город смеется: пожарные проспали Синагогу и приехали без воды. Вот она, наша порядочность.

Так не стало в нашем городе хоральной Синагоги, а вместе с ней и польского костела.

В начало

Предыдущая | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12
   
 
   
Автор сайта: Белов Александр Владимирович   https://belov.mirmk.ru